Боги верят в тебя

1

Егор припарковал старенькую тойоту в частном секторе, возле дома с облупившимся фасадом. Дом, судя по виду, был не жилым. Егор поерзал в кресле и постарался принять удобную позу. В прошлый раз он забыл это сделать, а потом в течение часа изнывал от невозможности пошевелиться и сменить положение. Он уже хотел нажать кнопку одометра, но вдруг вспомнил ещё кое-что. С досадой хлопнув себя по лбу, он заглушил мотор. Совсем недавно его лишили премии за эту промашку. Повторения не хотелось: он уже запланировал покупку нового телевизора.
В образовавшейся тишине Егор вдруг услышал крики детворы. Он невольно обернулся и посмотрел в заднее стекло. Совсем недалеко, на большом пятачке, в футбол играли мальчишки. Сердце застучало быстрее. Егор как завороженный смотрел на игру. Один из мальчишек, самый проворный, уже довольно долго удерживал мяч и бегал с ним по площадке туда-сюда. Было похоже на то, что его не особо волнует представившаяся возможность забить гол. Он радостно и задорно выделывал финты, обходя своих друзей-противников.
Егор наблюдал за мальчишкой со жгучей тоской в груди. Когда-то давно он сам был подающим надежды футболистом- юниором. Михалыч так и говорил, постоянно подгоняя его на тренировках. Но Егору не суждено было стать вторым Диего Марадоной, потому что с ним произошёл тот случай. Он посмотрел на кисть левой руки и невольно пошевелил единственным уцелевшим тогда большим пальцем. Он бы мог стать первоклассным футболистом, но его тренер и чиновники из вышестоящих инстанций, которые они обошли с матерью в попытке доказать пригодность Егора к футболу, не позволили ему этого.
Внезапно в ухе раздался голос Насти-диспетчера из конторы:
– Ты чего тянешь?! Точка отсчёта через десять секунд.
Егор встрепенулся, сразу же вспомнив, зачем он тут.
– Вас понял, Анастасия, – постарался он произнести бодрым тоном. – Приступаю.
– Конец связи, – усталым голосом констатировала Настя.
Он уселся удобнее и нажал кнопку одометра. Теперь надо ждать два часа восемнадцать минут. Нельзя резко шевелиться, разговаривать. В общем, ничего нельзя, кроме как подумать. Он снова погрузился в мысли о футболе.

2

Егор зашёл в свою квартиру, усталый и вымотанный, но стоило ему переступить порог, как он сразу понял, что провести вечер спокойно не удастся.
С кухни раздавались истеричные крики Глафиры:
– Сколько можно? Денег нет! Денег нет! Обалдуй! Сколько можно?! Денег нет! Обалдуй! Обалдуй!
Тяжело вздохнув, Егор побрёл на кухню.
– Ну, чего ты разорался? – обратился он к попугаю, нервно раскачивающемуся в клетке.
Глафира поднял бирюзовый хохолок.
– Обалдуй. Сколько можно? Денег нет, – произнес он неуверенным и грустным тоном.
Егор насыпал в клетку корма, и Глафира замолчал, принявшись поспешно клевать зерно.
Когда-то Егору принесли этого попугая, пояснив, что птица женского пола. Но после визита к ветеринару выяснилось, что пернатый друг – самый настоящий мужик. Егор пытался сменить имя питомцу, но не смог привыкнуть к новой кличке. Так и остался попугай Глафирой.
Егор открыл холодильник и критично осмотрел содержимое, прикидывая, чем можно перекусить.
Внезапно из комнаты послышался шум, как будто что-то упало. Егор встрепенулся и застыл, пытаясь понять, что же могло вызвать такой звук. На ум ничего не шло, но вместо того, чтобы вызвать полицию, он неожиданно для себя ринулся к источнику предполагаемой опасности. Уже через мгновение он был в комнате, а мысль, сомневающаяся в целесообразности такого поступка, даже не успела додуматься как следует.
В комнате было темно: утром Егор не отдёрнул портьеры. Несмотря на это, его зрение быстро перестроилось, выхватив из полумрака, расплывчатый силуэт.
Егор вздрогнул от удивления и застыл на месте, но усилием воли сбросил оцепенение. Как ни странно, он даже не испугался.
– Ты кто? – задал он вопрос, чувствуя себя полным идиотом.
Силуэт шелохнулся и двинулся к Егору.
– Мы не встречались раньше, – приблизившись почти вплотную, пробормотал некто мужским голосом. – Говори не громче меня, а не то мы с тобой трупы.
Мужчина был высоким с мужественным подбородком и крупным носом.
Егор попытался собраться и задал, как ему показалось, подходящий для такого случая вопрос:
– Ты вор?
Незнакомец хмыкнул.
– Я пришёл спасти тебя, – сказал он.
– Спасти?! – громким голосом изумился Егор.
Незнакомец приложил палец к губам.
Егор понимающе закивал и мысленно прикинул, сколько ему понадобится времени, чтобы выпроводить сумасшедшего гостя.
– Я не сумасшедший, – зашептал незнакомец. – Я работаю с тобой в одной, хм, организации.
– Ты что телепат? – они вместе произнесли этот вопрос, сливаясь даже в интонации.
Егор ошалел.
– Как ты смог?! – они снова произнесли фразу в унисон.
– Что за бессмыслица? – еще раз отчеканили они звук в звук, слово в слово.
Егора от макушки до пят пронзило волной ужаса. Он вспотел и мелко затрясся. Все слова забылись.
– Я и впрямь телепат, – подтвердил незнакомец, – и не только. А сейчас выслушай меня или умрёшь. Некогда тебе всё разжёвывать. У меня три минуты, потом баги вновь заработают на полную мощность.
Егор почему-то решил, что только так он сможет избавиться от этого явно больного мужика. Эта мысль его успокоила, он уставился на визитёра, всем своим видом выражая внимание.
– Я слушаю.
Незнакомец удовлетворённо кивнул.
– Ты работаешь в одной организации и сам не знаешь, чем точно занимаешься. Получаешь зарплату исправно и вопросов не задаёшь. Твой рабочий день всегда одинаков. Ты садишься в машину, едешь по указанному диспетчером адресу, паркуешься не далее пятидесяти метров от нужного здания или места, обнуляешь одометр и неподвижно ждёшь заданное время. Затем едешь в офис, внутри которого ты никогда не был, снова паркуешься и ждёшь отмашки диспетчера. После этого ты отправляешься домой. Рабочий день окончен.
Незнакомец замолчал и уставился на Егора. Егору ничего умного в голову так и не пришло, тогда он просто кивнул, подтверждая слова визитёра.
– Тебе никогда не казалось, что твоя работа несколько странная? – спросил мужчина, явно ожидая положительного ответа.
– Первый год, – ответил вполголоса Егор, радуясь про себя, что наконец смог произнести нечто членораздельное. – Но сколько я не думал, так ничего и не понял, так что решил не заморачиваться по этому поводу.
– Твоя должность в нашей организации называется мобильный оператор, – незнакомец бросил взгляд через плечо Егора. – Ты сборщик данных. Ты, хм, прослушиваешь людей и привозишь результаты прослушки в офис.
Егор наморщил лоб.
– Что-то не сходится, – он скривил губы. – Я перебирал свою машину несколько раз, пытаясь обнаружить аппарат прослушки, но ничего не находил. Так что эта версия отпала, и я никогда ничего не заносил в офис.
Незнакомец снова хмыкнул.
– А между тем, ты был прав, – возразил он, – в твоей развалюхе такая аппаратура установлена, которая тебе и не снилась, но обнаружить её невозможно. Технологии настолько современны, – он снова хмыкнул, – и компакты, что без особых приборов их не найти. При помощи подобных же приборов считывается то, что ты записал. Для этого ты всего лишь должен быть недалеко от офиса, – он положил руку на плечо Егору. – Однако теперь твоя спокойная жизнь окончена и моя тоже. Нас намерены убить.
– Но кто? – поинтересовался Егор, прикидывая между делом расстояние до входной двери и пытаясь вспомнить, повернул ли он ключ в замке, когда зашел домой.
Незнакомца передернуло, от чего он еще больше стал походить на шизофреника.
– Те, кто стоят за нашими работодателями, – сказал он, скосив глаза налево. – Ты даже не представляешь, что это за твари.
– Но чем мы им помешали? – скорее по инерции, чем из практических соображений спросил Егор. Ему не верилось в эту чушь, и он мечтал лишь об одном: чтобы незнакомец быстрее выложил свой бред и ушёл.
– Для начала я кое-что проясню, – визитёр тяжело вздохнул. – Те, кто стоят за нашими работодателями, держат весь мир под колпаком. Они кроят действительность по своему усмотрению, используя такие технологии, о которых мало кому известно. Эти гады создают ситуации, которые им выгодны, правда, не знаю, почему им это выгодно. – Он ещё понизил голос: – Они манипулируют людьми на основании той информации, что ты и такие, как ты, поставляют им. Я уверен также, что они даже память меняют, кому им угодно и как им угодно, поскольку это моя работа. И таких, как мы с тобой, много.
– Что ты предлагаешь? – спросил Егор, пытаясь хоть как-то подвести ход мысли посетителя к действительности, указав на практическую сторону дела.
Но прием не сработал, потому что визитер сказал:
– В Питере есть небольшая организация из таких, как мы с тобой, отщепенцев. Они создали что-то вроде ячейки сопротивления. Нам надо сейчас же все бросить и попытаться их найти.
Егор неожиданно для себя стал обдумывать эту перспективу, на полном серьезе прикидывая, как по-быстрому продаст квартиру знакомым бомбилам из агентства недвижимости. Он уже дошел до мыслей о том, куда бы пристроить Глафиру, но тут осекся, понимая всю бредовость этих размышлений.
Незнакомец хищно ухмыльнулся.
– Я могу хоть сейчас вынудить тебя действовать так, как мне нужно, – сказал он, – а потом убедить твой разум в более спокойной обстановке, но я не хочу так поступать. Я хочу, чтобы ты прислушался к своему нутру и пошел со мной добровольно.
Егор, пораженный до глубины души, возмутился:
– Я хотел продать квартиру. Очешуеть! Это ты мне внушил такие мысли?
– Не только мысли, – подтвердил незнакомец, – но еще и сопутствующие этим мыслям чувства. Без нужных чувств ты ни за что не поверил бы, что идея твоя. А так ты даже не смог критично оценить собственные рассуждения.
Егор по-настоящему испугался.
– Я не понимаю. Ведь это я думал эти мысли! Как ты это проделал? – он ощутил сомнение в словах незнакомца.
Визитер выдохнул, выказывая нетерпение:
– Говорю же. Я поработал с твоими мыслями и чувствами. Для меня это обычное дело. Сначала я порылся в твоей памяти, нашел в ней подходящие по составу и наполнению события, считал и скопировал из тех ситуаций твои чувства, обороты твоей речи, ее особенности. Потом отключил твой поток, смиксовал свои мысли и твои чувства наподобие пазла, применяя особенности твоей речи, вложил их тебе в голову и изменил химию твоей крови, довершив картину маслом, так сказать.
Егор хотел задать еще один вопрос, но посетитель его опередил:
– Сейчас ты понимаешь абсурд своих прежних мыслей, потому что я включил твой поток, вернул твою прежнюю химию крови и отключил блок в твоей памяти, который поставил, чтобы ты не мог поступать соответственно своим прежним предпочтениям и опыту. Иначе говоря, сейчас я снова подключил к твоей памяти твой жизненный опыт. Тогда же и включилось твое критичное мышление, а ты поехал по старым рельсам, сделав выбор, соответствующий твоей личности.
Егор был раздавлен, но, несмотря на это, он до буквы понял, о чем говорит незнакомец. Его мысли уже понесло в сторону размышлений о свободной воле человечества, но визитер его прервал:
– Некогда размышлять, – зашипел он, – надо уезжать, и поскорее.
Ни с того ни с сего в Егоре проснулся дух сопротивления. Так бывало в детстве, когда он играл в футбол и когда обходил своих противников на голом энтузиазме, находясь в тупиковой позиции.
– Я никуда с тобой не пойду, – сказал он громко. Все его страхи улетучились.
Посетитель вжал голову в плечи. Он явно испугался, а в его глазах отразилось разочарование. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но, судя по всему, передумал, потому что просто сунул Егору визитку из тонкого картона и быстрым шагом вышел в прихожую. Хлопнула входная дверь.
«Визит шизофреника окончен», – подумалось Егору. Он посмотрел на визитку. На ней не было ничего кроме номера телефона.
Егор со спокойствием, которому мог позавидовать самый опытный шпион, отправился на кухню, выбросил визитку в мусорное ведро и приготовил себе вкуснейшие гренки. Потом с таким же спокойствием он умял их, сидя за телевизором и просматривая выпуск новостей с очередной порцией ужасов жестокой реальности.
Вечер прошел без происшествий. Он немного поиграл в косынку, зашел на пару форумов по боевым искусствам, на которых коротал вечера после того, как бросил футбол, а вернее, когда футбол бросил его.
Было время, Егор хотел приобщиться к боям ММА, заняться этим спортом, но так и не собрался. Растратил время на сомнения, а потом и вовсе потерял уверенность, что потянет. Как ни странно, эта мысль, прежде всегда приносившая с собой расстройство, сейчас совсем не взволновала Егора. С таким же спокойствием он принял ванну и улегся спать.
Проваливаясь в сон, Егор вдруг вспомнил, что завтра у него выходной. Тогда он наконец испытал слабую эмоцию радости.

3

Проснулся он от чего-то странного. Именно чувство необычности происходящего резко и болезненно вывело его из состояния глубокого сна. Когда Егор так просыпался, у него всегда кружилась голова и к горлу подступала тошнота. Сквозь мутное восприятие, Егор наконец сфокусировал мысль, что странное чувство вызывал звук, разносящийся по квартире. Совсем не отдавая себе отчета в том, что это за звук, Егор соскочил с кровати. В горле застрял рвотный позыв. Звук все продолжался и продолжался, а Егор, жутко напуганный тем, что не может распознать звук и выявить его источник, трясся как последний лист на ветке в осенний ветреный день.
Внезапно в голове щелкнуло и все стало на свои места. Тошнота утихла, и Егор удивился. Как он мог забыть, что это за звук? Это было невероятно! Протяжно завывая, где-то на кухне орала кошка.
Егор бросился на кухню, уже по пути отмечая еще одну странность. Он был совершенно голым, хотя твердо помнил, что засыпал в нижнем белье.
Дверь в прихожей была нараспашку, на полу в коридоре натоптано столько грязи, что можно было подумать о визите взвода солдат после марш-броска по пересеченной местности. И в довершение к абсурдной и пугающей ситуации на кухонном столе восседала жирная серая кошка. Ее сияющие глаза были устремлены на клетку с Глафирой.
Егор остолбенел. Он буквально не мог пошевелиться, будто внезапно забыл, как надо действовать в таких ситуациях.
Кошка повернула голову в его сторону, подмигнула левым глазом, пукнула и, закашлявшись, медленно пошла по столу к клетке.
Егор обрел дар речи и начал вопить, поскольку двинуться с места он все так же не мог.
– А ну стой, падла! – выкрикнув это, Егор снова удивился, поскольку никогда не использовал слово «падла» в своем лексиконе. – Куда это ты несешь свою жирную задницу? – закончил он, удивляясь несвойственной ему агрессивной манере.
В конце концов, это была всего лишь кошка. Егор точно знал, что можно разрешить ситуацию как-то иначе и очень просто, но хоть убей, он не мог вспомнить как именно.
Эта дезориентация чертовски пугала. Егор будто утратил часть себя.
Кошка, покачиваясь, подошла к клетке и во второй раз выкинула фортель. Она плюхнулась на толстый зад и, подняв левую лапу, откинула крючок на клетке. Глафира при этом сидел на своей жердочке совершенно недвижим и только пялился на кошку.
Егор снова заорал, все еще не до конца веря в происходящее:
– Руки прочь от Вьетнама, – ему показалось, что это самая подходящая фраза, хотя подспудно где-то в глубине ума шевельнулось сомнение.
Кошка не обратила на его ор никакого внимания, открыла дверцу клетки и поднесла лапу к Глафире. Попугай смирно перешел на лапу с жердочки. Кошка вытащила Глафиру из клетки и, стряхнув недвижимого попугая с лапы на стол, с рыком впилась ему в шею и принялась трясти бедную птицу. Глафира даже не пискнул.
Егор больше не мог даже кричать. Все происходящее казалось ему бредом. Он стоял и смотрел, как кошка, сделав свое черное дело, царственной походкой прошла мимо него, через коридор и вышла из квартиры. Входная дверь с гулким стуком захлопнулась. Егора наконец отпустило, и он смог подойти к попугаю. Глафира был мертв. Тут же запустились знания: что и как надо было сделать в этой ситуации. Всего-то дел: пинками выкинуть кошку из квартиры. Почему Егор это забыл, у него не было ни малейшего понятия.
Остаток выходного дня Егор провел, убирая квартиру. Вечером он положил Глафиру в коробку из-под старого будильника, который ему и всем из его команды дарили в детстве за победу над футбольным клубом соседней школы, и пошел хоронить своего единственного домочадца. Настроение было паршивым, и жутко трещала голова.
Во дворе он остановился, прикидывая, где можно закопать попугая, чтобы никто не откопал и не надругался над телом, пусть бестолкового, но друга. В итоге он выбрал раскидистый тополь, росший у гаражей, выкопал ямку справа от дерева и похоронил питомца. Немного постояв над мизерной могилкой, он отправился восвояси.
Дома его вдруг настигли слезы. Он плакал долго и безудержно почти два часа. Потом слезы закончились также внезапно, как нахлынули. Егору стало все безразлично. Он подошел к зеркалу и с полным равнодушием отметил, что веки припухли. Уставившись на свое отражение и постояв в прострации еще немного, он с неясным чувством, не поддающимся интерпретации, отправился спать.

4

Проснулся он от прохладного дуновения. Похоже, он забыл закрыть форточку. Егор разлепил глаза и посмотрел на окно – оно было закрыто. В комнате было темно, но как-то ярко. Егор видел все предметы, даже тумбу, стоящую у дальней стены. Что казалось странным: на ней он увидел небольшой скол, который был заметен лишь с близкого расстояния. Пребывая в недоумении, Егор сел в кровати. Свет в комнате вдруг преобразился, становясь дневным, но яркости не утратил.
Внезапно Егора накрыло звуком высокой частоты. Он зажал уши руками и открыл рот, как артиллерист, вспомнив о возможности повредить барабанную перепонку. Звук вдруг выровнялся, и Егор сразу понял, кто издавал этот звук. Протяжно и пронзительно выла кошка.
Первым делом наступил ступор, но ненадолго. За грудиной закипела ярость. Эта жирная кошка опять проникла в квартиру! На этот раз мысли Егора были ясными, и он твердо знал, что сейчас визитерше придется несладко. Испытывая мощнейшее чувство дежавю, он ринулся на кухню. На это раз он был в трусах, как обычно.
Входная дверь была открыта, на полу прихожей опять натоптано – не разгрести. На кухне, на столе, снова сидела серая толстая кошка. Но тут взгляд зацепился за клетку. Этого просто не могло быть! В клетке, которая со вчерашнего дня так и стояла на кухонном столе, сидел Глафира – жив-здоров.
Кошка снова уставилась на Егора, подмигнула ему, издала попой характерный звук и направилась к клетке. На этот раз Егор не растерялся, несмотря на полную абсурдность ситуации. Мозг сработал четко и предельно практично. Егор подскочил к столу, схватил кошку за шкирку, открыл форточку и с особым наслаждением запустил мохнатую нарушительницу наружу, даже не озаботившись тем, что живет на шестом этаже.
Глафира пошевелился на жердочке и с восторженной интонацией комментатора, вещающего о забитой шайбе, проверещал:
– Вот это срань!
Егор уже забыл, когда попугай произносил эти слова в последний раз. Когда-то ему целых полгода пришлось контролировать свою речь, чтобы отучить Глафиру от этой фразы. Так Егор и сам отучился от нее, хотя раньше частенько выражался подобным образом. А вот сейчас попугай выразил их общее настроение четко и емко.
Чувство радости от того, что он смог спасти своего попугая сменилось вопросами. Как так получилось? Почему Глафира был жив? Ум тут же нарисовал более-менее ясную картину. Конечно, раньше ему просто снился сон! Потому он и был голым, а не одетым, потому он и не мог сообразить, что нужно сделать с кошкой. Ведь во снах все выглядит несуразным, да и память порой подводит. Выходит, сон был вещим. Вот только одного Егор не мог объяснить себе: почему в коридоре столько грязи и почему кошка умела подмигивать так по-человечески?
Все же радость опять вернулась и Егор, открыв клетку, поманил Глафиру к себе. Попугай с явной неохотой перешагнул с жердочки на предложенный палец.
Тут Егора пробило такой волной ужаса, что он отшатнулся от клетки, едва не снеся голову своему только что спасенному питомцу.
Егор уставился на свою левую руку, которую предложил попугаю. На ней были все пальцы, которые он когда-то потерял. А указательный палец, который Глафира оцарапал ему коготками, когда Егор выдергивал руку из клетки, сочился кровью. Начисто забыв о питомце, Егор бросился к зеркалу. В отражении он был испуганным, но как молодо выглядел! Кожа свежая, упругая, глаза сочатся здоровьем и силой, ноги бугрятся рельефом мышц. Егор себя в такой кондиции видел лет десять назад.
Неожиданно для самого себя он высунул язык и скорчил рожу. В его намерение это вовсе не входило, больше того, у Егора сложилось ощущение, что это не он высунул язык, а кто-то другой – чужой в нем. Он поднес руку ко рту и потрогал язык. Язык точно был его и ощущался собственным. Егор дал команду закрыть рот и заснуть язык, как он привык это делать, но ничего не произошло. Больше того, он теперь не мог управлять своей рукой. Она так и зависла у рта со всеми пальцами, возникшими из пустоты чудесным образом.
Его отражение дрогнуло и чуть заколыхалось, как вода от пробежавшего по ее поверхности жука-плавунца. Пальцы колыхнулись раз-другой и исчезли, будто их не было еще миг назад. Кожа и мышцы приняли свой обычный вид. Свет в квартире стал нормальным, утратив яркость. На Егора нахлынул страх. Первой мыслью было бежать на кухню, что он и сделал.
Глафира сидел в клетке, недоверчиво косясь на Егора одним глазом.
– Денег нет? – буркнул он с вопросительной интонацией.
Все ориентиры стерлись. Ум почти кипел от напряжения, ища объяснение, но его не было. Егор не спал, реальность непрерывным потоком текла, но происходили взаимоисключающие события, необычные и пугающие. Что же это такое?!
– Сюр, – буркнул он, и сам испугался своего голоса. Голос был не его: басистый и хриплый.
В уме застучала единственная мысль, побуждающая к немедленному действию. Егор бросился к мусорному ведру, высыпал его содержимое прямо на пол и принялся рыться в мусоре. Визитка незнакомца, нисколько не измятая и сверкающая ламинированием, нашлась мгновенно. И это преобразование было не единственным. На этот раз рядом с номером телефона стояло короткое слово: Бех. Не желая фиксировать в уме еще и эту странность, Егор бросился к телефону и дрожащим пальцем левой руки набрал номер. В трубке сразу щелкнуло, ни гудка, ни время на дозвон.
– Здорово! – ответили ему. – Жду тебя на улице, возле могилы твоего пернатого друга.
Егор обмяк, завис на минуту в прострации, но состояние долго не задержалось. Он встрепенулся, внутренне собрался, оделся и вышел из квартиры.

5

Егор шел на встречу с тяжелым чувством в душе. Растерянность и обеспокоенность настолько овладели им, что все происходящее давило тяжким грузом на психику. Егор ощущал, будто он тряпичная кукла на веревочках, которая выполняет абсурдные действия по воле злобных кукловодов.
Ещё издалека стало заметно, что под тополем стоят двое. К уже знакомому мужчине присоединился еще один. Беспокойство усилилось, но Егор пошел дальше, ощущая полную неспособность сопротивляться. Его посетила мысль, что идти ему некуда, и что кто-то должен объяснить ему происходящее.
Незнакомцы приветственно подняли руки в абсолютно синхронном жесте. Егору этот жест показался не приветственным, а указующим, и он невольно посмотрел в сторону, куда «указали» мужчины. Из-за края гаража обутые в желтые кожаные ботинки торчали мужские ноги. Судя по всему, обладатель ног лежал на земле и был недвижим.
Несмотря на это и на новый приступ страха, Егор все же подошел к мужчинам.
Новый визитер, не тот, который прежде посетил его дома, затараторил:
– Не боись. Он тебя пас второй день, внушал тебе всякое. Беху пришлось его утихомирить, – он одобряюще хлопнул по плечу компаньона.
Что именно сделали с обладателем желтых ботинок, Егор побоялся уточнить, зато стало ясно, что означало слово на визитке. Он уже хотел спросить о происхождении такого странного имени, но неожиданно его верхняя губа затряслась, и слова самовольно вылетели изо рта.
– Что происходит? Я ничего не понимаю. Глафира живой, хотя вчера умер.
Вместо новичка ему ответил его прежний знакомый.
– Происходит то, о чем я тебе рассказывал, – сказал он раздраженным тоном, – тебя пытаются трансформировать. Раньше я думал: хотят просто убить, но сейчас понимаю, что хотят трансформировать отдельный пласт действительности, а я и ты в этом пласте играем значительную роль. Нас переделают так, что мы сами себя не узнаем, а вернее, даже не вспомним своих прежних пристрастий. Я сканировал тебя. Тебя уже начали менять, и ты это замечаешь по своему необычному поведению.
Егор вдруг ощутил уверенность в словах мужчины.
– Да-да, – поспешил подтвердить он. – Сегодня у меня проявились утраченные когда-то пальцы, потом опять исчезли, а вчера я вел себя совершенно неадекватно ситуации и забыл такие вещи, о которых знал даже в детстве. Говорил не своим голосом и выражался, используя не свою манеру разговаривать.
– Пора уезжать, – бросив взгляд на ноги, торчавшие из-за гаража, сказал второй мужчина, – я пробил поляну, связался со своими людьми. В Питере нас уже ждут.
– Иди, собирайся, – почти повелительным тоном сказал Бех.
Егор на секунду снова ощутил замешательство и заколебался, но потом решился.
– Я быстро, – сказал он, – только отдам Глафиру соседке и соберу кое-что из вещей.
– Много не бери: только самое необходимое. Одежду и прочее мы всегда сможем достать. Верно, Веня? – Бех толкнул напарника в плечо.
Веня усмехнулся.
– А то, – он, как Тарзан, ударил себя в грудь кулаком. – Падлой буду!
Егор ощутил беспокойство, но снова отмахнулся от чувства. Он понимающе кивнул, от чего показался себе неискренним, смутился, усилием воли отбросил неловкость, уже совсем не понимая, что именно он чувствует, и с этим смешанным ощущением пошел домой.

6

Спустя пятнадцать минут, проделав все необходимое, он снова вышел из подъезда и направился к тополю. Веня и Бех все так же стояли под раскидистым деревом.
Внезапно солнце на небе словно взорвалось, залив ослепительным светом весь двор. Через мгновение вспышка погасла, но все предметы вокруг окрасились в нежный солнечный оттенок. Егор вспомнил, что именно так выглядела его комната по пробуждении сегодня утром. Он бросил взгляд на мужчин. Хотя до новых знакомых было еще далеко, Егор увидел их в мельчайших подробностях, даже мелкие морщинки вокруг их глаз. Но самым удивительным было, что он каким-то образом ощущал их чувства. Веня и Бех были чертовски напуганы. Боялись они одного и того же, но вот чего именно Егор не мог уловить.
Внезапно Веня замерцал и исчез. Просто так взял и исчез, будто его и не было. Свет снова стал обычным, восприятие Егора вернулось к норме. Бех тут же изменил свой эмоциональный фон на абсолютное спокойствие и, заметив Егора, нетерпеливо помахал рукой, будто призывая поторопиться.
Егор подошел к Беху и бросил взгляд на край гаража. Ног оттуда больше не торчало. Раньше он бы подумал, что тело убрали, но теперь это объяснение могло быть ошибочным. Так подсказывало его нутро. А какое объяснение было правильным, он даже представить не мог.
– Ну, где ты ходишь? – выказал свое недовольство Бех. – Я уже устал ждать.
Вместо того чтобы ответить, Егор с настойчивостью, которой сам удивился, спросил:
– Куда исчез Веня? Как такое вообще возможно?
На лице Беха промелькнуло смятение, а следом испуг.
– Ты видел Веню? – спросил он, напряженно оглядываясь по сторонам.
– Ну да, – ответил Егор и вдруг совсем успокоился, ощутив удовлетворение от того, что заметил исчезновение Вени. – Он только что испарился в воздухе. Ты что, не заметил?
– Это жопа, – взгляд Беха потух. – Я этого не помню. Не помню, что Вендос был со мной. Значит, погорели мы. Не успели, – он выругался трехэтажной конструкцией. – Некуда нам больше ехать. Ячейку в Питере всю стерли, значит, – он сполз спиной по стволу дерева и обхватил голову руками.
Егор, несмотря на расстройство Беха, был спокоен. Все происходящее казалось ему бредом или фантастическим фильмом, а он сам себе казался простым зрителем этого произведения, или актером, от которого совершенно не зависит дальнейший ход событий.
– Что теперь-то? – спросил он, хотя не особо ощущал интерес.
Он устал от приключений. Все, чего ему хотелось – пойти домой, сесть на диван и посмотреть парочку боев ММА.
Перед глазами вдруг нарисовалась трехмерная сцена из последнего просмотренного боя, так живо и ярко, будто он наблюдал ее в реальном времени. Егор не вспоминал этот бой. Он был уверен. Сцена просто всплыла и зафиксировалась. Боец в красных трусах, фамилии которого не получилось вспомнить, скорчившись, лежал на полу клетки, а любимчик Егора – Мак-Грегор наносил лежащему спортсмену сокрушительный удар.
На Егора нахлынул азарт, он вспотел, лицо запылало, сердце застучало в груди отбойным молотом. Егор откуда-то знал: именно это чувствовал Мак-Грегор в момент удара. Дальше случилось совсем уж непредвиденное и невиданное. Егор вдруг разбежался и, закрутив в воздухе вертушку, в прыжке нанес сокрушительный удар по голове Беха. Раздался, как показалось, оглушительный треск. Бех обмяк, его голова откинулась вбок в неестественном положении. Егор переступил с ноги на ногу в стойке, завершая комбинацию.
Тут к нему вернулось его мироощущение. Что он наделал!? Ужас случившегося и необъяснимость собственного поведения накрыли с головой. Даже само понимание здравого смысла померкло. Он силился вспомнить себя прежнего, но не мог. Окружающий мир, такой понятный и знакомый еще несколько дней назад, насквозь пропитался необычностью. Мир был отравлен ею, переполнен до краев, как быстродействующим ядом, от которого не существовало антидота.
Вдруг тело обмякло, Егора затрясло. Все чувства стерлись, ни раскаяния, ни страха, просто ничего. В уме плавно и сплошным потоком заструились мысли, чужие, холодные. «Что делать дальше? Домой идти нельзя. Здесь стоять тоже. Рано или поздно меня заметят, появятся вопросы и претензии от представителей закона».
Мысль о побеге пришла последней. Стало совершенно очевидно, что делать дальше: убраться отсюда куда подальше, от этого рассадника необычности. Тело будто само выбрало направление. Егор побежал, отмечая, насколько легко и прыгуче несут его ноги, насколько ровно он дышит, соблюдая быстрый темп.
Все происходящее регистрировалось им как сторонним и равнодушным наблюдателем. В памяти всплыл фрагмент из самого первого разговора с Бехом. Он был похож на афишу к неинтересному спектаклю. Просто изображение, без чувств. Егор машинально отметил, что в полной мере и на опыте убедился: невозможно верить во что-то без сопутствующих чувств. Без них все происходящее воспринимается как небылица, несмотря на всю ощутимость и очевидность событий.
Картина привычного восприятия реальности рухнула. Можно ли вернуться к прежнему видению мира и нужно ли, Егор не знал, но его это ничуть не беспокоило. Он просто думал эти мысли.

7

Ноги несли его вперед, отсчитывая шаги по асфальту мерным стуком. Впереди показался стадион, и Егор свернул в ту сторону, не отдавая себе отчета, почему выбрал это направление. Он сделал два круга по беговой дорожке. В детстве на разминках перед тренировкой, он всегда бежал по внутренней дорожке. Вот и сейчас он сделал ровно то же, будто тело обладало собственной волей и решило испытать тот опыт еще раз.
Завершая пробежку, Егор свернул в центр стадиона на площадку с резиновым покрытием и прислонился к гимнастическому бревну. На стадионе почти не было тренирующихся людей, только парни в секторе для прыжков в длину, оживленно обсуждавшие технику разбега. Чуть поодаль женщина в белом сарафане учила взбираться по лестнице мальчика, лет трех от роду.
– Приветик, Сетх!
Егор обернулся на голос. Перед ним стоял незнакомый мужчина в прорезиненном плаще и в фетровой шляпе, похожей на ту, что носили в советские времена. Взгляд упал на ноги мужчины. Его обувь была хорошо знакома Егору. Желтые ботинки будто излучали позитив своим жизнерадостным цветом. Прежде Егор испугался бы, но не сейчас. Он был совершенно спокоен.
– Ты пока не помнишь, но я Атон, – сказал мужчина. – Буду тебе объяснять суть происходящего, ибо твое время пришло.
Он подошел к Егору, поднял руку, будто собрался сделать какое-то упражнение и щелкнул пальцами. Мир вокруг взорвался светом и засверкал. Но на этот раз все предметы: покрытие стадиона, тренажеры, люди, и даже небо оттенились радужным спектром, будто преломили собой свет, как струя воды из шланга в солнечный день. Теперь Егор отчетливо видел даже цвет глаз женщины и мальчика, хотя до них было добрых полсотни метров. Егор посмотрел на свои руки, они тоже отливали радужным спектром.
Несмотря на чудесное преображение окружающего мира, он оставался спокойным.
Его это совершенно не волновало, и он знал, что мужчина в желтых ботинках или Атон, как он представился, причина для такого необычного восприятия. Еще он знал, что больше никто не видит изменений, кроме них двоих, потому что присутствующие люди, продолжали спокойно заниматься своими делами.
В уме заструилась мысль: «Я думаю в тебе, ибо мы одно».
Егор посмотрел на Атона. Тот ответил пристальным взглядом прямо в глаза. «Я чувствую в тебе, ибо мы одно», – снова проскользнула в уме мысль.
Егор вдруг ощутил радость встречи, счастье от присутствия этого странного мужчины и спокойное удовольствие от того, что есть он сам, что он просто есть вот тут, сейчас и здесь. Мысли и чувства были его и не его, ощущались своими и чужими одновременно.
Вдруг его будто сдвинуло, и Егор взглянул на себя со стороны. Он буквально смотрел сам на себя. Собственное лицо напомнило ему лицо отрешенного монаха. Взгляд был отстраненным, неосмысленным, но сиял, сочился светом, рассыпая вокруг себя радужный спектр. Внезапно стало ясно, что смотрит он не из себя, а из того почти незнакомого, но безмерно родного мужчины. Он совсем не испугался и даже отметил это без особого чувства. Егор просто смотрел, как рассыпается на части радужного спектра. Его тело расслоилось и задрожало радужными нитями, утекая бесконечными дорожками вдаль, в небо, в землю.
Вдруг его внимание, хотя и было непонятно, откуда оно исходит, ведь Егора больше не было, устремилось по одной из нитей. Оно скользнуло, как будто втянулось или примагнитилось к чему-то такому же яркому и цветущему, такому же живому. Он перестал течь и остановился. Взгляд снова упал на руки – руки мальчика. Недоумение сменилось знанием, стоило ему только задаться вопросом. Егор снова увидел себя со стороны. Он был мальчиком и стоял на нижней ступени лестницы, а смотрел на себя из глаз женщины. Это было необъяснимо и чудно. Он спрыгнул со ступеньки, или мальчик спрыгнул. Они оба, вместе в едином намерении.
– Молодец! – сказала женщина, вернее, он сам это сказал и потрепал мальчишку по волосам. Ощущения были невероятными. Он и женщина, как одно существо, думали, говорили, чувствовали. Только он знал это, а она нет. На ум вдруг пришла дерзкая мысль. Егор поднял руку и ударил себя по щеке, слегка, но ощутимо. Почти сразу его накрыло недоумением женщины. Они испугалась и растерялась вместе. Они не знали, почему так поступили. А вернее, Егор знал и не знал одновременно. Тогда он подумал, проверяя свою догадку: «Наверное, меня укусил комар». Женщина и он сам в ней сразу успокоились, приняв объяснение. Это было необычайное чувство единения.
Егор повернул голову в сторону. Радужные нити вокруг него были натянуты и дрожали от напряжения. Вдалеке стоял Атон и он сам – недвижимы, но ясно различимы. Внимание тут же скользнуло, и вот он снова смотрит на Атона из своих глаз.
Атон замедленно повернул к нему лицо вполоборота, так что его правый глаз уставился Егору куда-то между бровей. Вокруг глаза Атона проявился рисунок, что-то вроде татуировки или отпечатка краской, похожего на сложный многолепестковый цветок. Отпечаток цвета индиго, фосфоресцировал и переливался серебром. Зрачок был пуст и манил глубиной. Егор снова скользнул вниманием и снова увидел себя из глаз Атона, но теперь он разглядел в своем левом глазу мандалу из зеленых треугольников, в сложном сочетании пересекающих роговицу симметричным объемным совершенством.
Радужные нити вокруг натянулись так, что Егора начало тянуть в разные стороны. Причем тянуло не его самого и даже не Атона, из глаз которого он смотрел, тянуло его внимание: то, чем он видел и осязал мир. Еще миг и его распылило на мириады частиц его же внимания. И он забыл себя. Егора стерло, как стирают ластиком проведенную простым карандашом черту. Еще мгновение он силился осознаться, пытаясь сообразить, кем является, но его усилия были напрасны. Он просто был. Он знал, что есть и был всегда.
Миг, еще миг, и он снова возник. Возник из беспамятства. Он летел. Летел и был птицей – маленькой стремительной ласточкой. Внизу мелькал стадион, мелькали деревья. Один пирамидальный тополь вдруг затянул часть его внимания в себя. Он все еще летел, но также ощутил собой окружающее пространство. Это ощущение было всем, что мог испытывать тот тополь. Прямо сейчас тополь страдал от ущемляющего воздействия. Внимание снова скользнуло. О, как же было полно вокруг. Было все, что нужно и оно текло внутрь его, наполняя силой. Он вдруг понял, что пожирает то самое дерево, будучи клещом, всеми клещами, расплодившимися в корнях. Внимание снова скользнуло, испугавшись той слепой силы, которая безжалостно истончала и пожирала. Он уловил чувства и мысли женщины, мальчика, парней-спортсменов. Он был всеми ими и всем, что окружало его. Он был всюду.
Внезапно зигзагом полоснула и вспыхнула память. Он Егор, и он в опасности. С ним происходит что-то неясное, непонятное и пугающее. Нахлынули чувства страха и тревоги. Восприятие радужного мира поникло, все вокруг потеряло цвет, стало блеклым. Издалека, от линии горизонта к нему на огромной скорости приближалось нечто темное. До Егора донесся шум, грохот и гвалт. То, что приближалось, пожирало свет и пространство.
Егор захотел исчезнуть, спрятаться от этого, но не смог даже двинуться с места. Он утратил что-то в себе и не мог понять, что именно. Он испугался еще сильнее и приложил неимоверное усилие, пытаясь обнаружить утраченное качество. Но вместо понимания к нему пришло чувство. Он знал это чувство, но не мог идентифицировать, не мог перевести это ощущение в простое человеческое понимание.
Чувство закручивалось в спираль, а знание природы этого ощущения ширилось, не осознаваясь. Вдруг усилие понять чувственно слилось со спиралью, и Егор распознал утраченное. Ему не хватало намерения, поэтому он не мог двинуться с места. Стоило лишь осознать это, как намерение вновь проявилось, удивив своей неизбежностью, потому что было единственным возможным намерением. И Егор слился с ним, смирившись с неминуемым. Вместе с этим непонятным образом исчез страх, Егор ощутил мощь спокойствия, наполнился ею и открытой грудью встретил черную волну, пожиравшую пространство.

8

Он был в темноте. Вокруг не было ничего, не было и его самого, как он привык себя воспринимать. Не было тела, лишь сознание – то, чем все это ничто регистрировалось.
Откуда-то издалека послышались голоса. Определить, кто говорил, у Егора не получилось, но собеседников было двое. Егор захотел понять содержание беседы, и его потянуло, будто примагнитило к разговору. Приблизившись, он вдруг осознал, что не двигался с места, что не слышит речи и никогда не слышал, что разговаривают те двое не словами, а чувствами, причем в его теле, а чувства эти переводят себя в смыслы, понятные Егору.
Разговор был о нем. Двое обсуждали нить его судьбы. Словосочетание, странное и несколько поэтичное, но именно таким образом обозначился смысл воспринятых чувств. Следующее чувство распаковалось, заставив Егора напрячься. Он своим существованием путал все карты разговаривающим, и им непременно требовалось закрутить нить его судьбы иначе. В противном случае ожидался коллапс существующего порядка. Это было недопустимо, судя по острому чувству неприятия, которое распаковалось последним.
Чем больше слушал Егор, тем ярче внутри него проявлялась мысль о необходимости преодолеть давление и сопротивляться агрессорам. Наконец встали на места все события, произошедшие с ним, стало понятно из-за чего вся жизнь пошла кувырком, и о ком говорил Бех. Эти двое явно относились к его недоброжелателям, именно они распылили Веню и заставили Егора уработать самого Беха.
– Нет, – внезапно возразила ему мысль, – Беха уработал высший принцип, а Ихи распылился по собственному недосмотру и невежеству. Нарушили они основной принцип, отзеркаливая тебя в нигде, ибо невозможно изменить неизменное, чем ты и являешься в этом мире.
Егор попытался осмотреться и выяснить, кто подумал в его уме, поскольку мысль ощущалась чужеродной, но у него ничего не получилось, поскольку осмотреться было нечем.
– Ты Атон? – спросил он у пустоты. Голос не воспринимался как обычно. Он прозвучал внутри Егора, переливаясь вибрациями в пустоте.
– Какая разница? – подумалась мысль.
– Какая разница? – переспросил Егор, недоумевая.
Еще не затихли последние вибрации его голоса, к Егору пришел ответ. Будто его запрос запустил таинственный процесс, и объясняющая мысль проросла в нем множественными чувствами. Все они распаковались озарениями и смыслами как по команде одновременно и мощно, поражая грандиозностью замысла, но лишь на миг. Через мгновение Егор просто знал, и это знание само по себе отменяло всю восторженность понятого. Не было ничего важнее этого и в этом не было ничего важного.
Никакой опасности, никаких тревог, никаких противостояний и никакой нужды в героизме не было. Все, что с ним произошло, случилось так и не могло случиться иначе. Никто в нем не вел беседу, никто не хотел его изменить, хотя так все и выглядело. Всего этого просто не было, не могло быть, да и понималось это только из него, из Егора. Кто-то, кого так зовут, мог понять это, а понимать было вовсе нечего. Просто он снова встретился сам с собой. На рубеже, на грани уже в который раз Егор увидел конец в начале и наоборот.
Его потянуло сквозь пустоту и вынесло, выбросило на поверхность сознания. Он стоял на стадионе, Атона больше не было рядом. В груди приятным жаром горел весь мир. Он повернулся к выходу, жар в груди чуть качнулся, сместившись, а следом, выровнявшись, снова запульсировал посредине. Егор улыбнулся. Простор и необъятность, проникшие в него, сделали его невыразимо большим. Егор смотрел внутрь себя и не мог ощутить своих границ. Жар в груди был маленьким эпицентром, из которого Егор утекал в бесконечность, пронизывая собой все, что только могло существовать, все то, что существовало и все то, что еще только могло возникнуть.
Что-то в нем дрогнуло приятным чувством, какая-то его струна ощутила знакомый толчок. Он мгновенно собрался из бесконечного пространства.
На стадион веселой ватагой вбегали мальчишки. У одного из них был футбольный мяч, чудным образом раскрашенный в радужные цвета. Хохоча и подшучивая друг над другом, мальчишки без лишних слов и препирательств разделились на две команды и принялись гонять мяч по полю. Мячик перемещался между ними как самостоятельный объект. Будто не мальчишки били по нему ногами, а он заставлял их поднимать ноги и соприкасаться с самим собой таким образом, чтобы шла игра в футбол.
Жар в груди подсказал, где Егору самое место. Он трусцой приблизился к играющим и влился в игру. В груди заискрилось, подтверждая выбор.
Никто из мальчишек даже не удивился, будто все так и должно было случиться. Будто этот странный взлохмаченный мужчина был здесь и сейчас всегда.
Где-то рассыпалась радужная сеть прежнего, былого. Все, кроме Егора изменилось, неощутимой волной, прокатившись по Вселенной.